Назад | Далее

ГЛАВА 2

В сером утреннем тумане они разложили все обнаруженные на пепелище скудные пожитки в самодельные рюкзаки и начали спуск с горы. Корделия вела Дюбауэра за руку, поддерживая его, когда он спотыкался. Она не была уверена, что он узнает ее, однако он предпочитал цепляться за ее и сторонился Форкосигана.
Чем ниже по склону они спускались, тем гуще становился лес и тем выше – деревья. Некоторое время Форкосиган ножом прорубал дорогу через подлесок, затем они решили продолжить путь по руслу ручья. Сквозь завесу листвы начали просачиваться лучи солнечного света, осветившие холмики изумрудного мха, сверкающие воды ручья и донные камешки, блестевшие подобно россыпям медных монет.
Среди крошечных существ, заменяющих в этой экосистеме земных насекомых, была распространена радиальная симметрия. Некие воздушные создания, подобные наполненным газом медузам, парили в радужных клубах брызг над бурным потоком, словно стайка мыльных пузырей. Корделия залюбовалась этим сказочным зрелищем; похоже, что и Форкосигана эта картина заставила смягчиться – прервав убийственный, по мнению Корделии, марш-бросок, он объявил привал.
Они напились из ручья и сидели, наблюдая, как крохотные шарики мечутся и раздуваются в брызгах водопада. Закрыв глаза, Форкосиган прислонился к дереву. «А ведь он тоже порядком вымотался» – поняла вдруг Корделия. Воспользовавшись тем, что он не смотрит на нее, она с любопытством разглядывала его. Он держался с резковатым, но исполненным достоинства профессионализмом военного. И все же какая-то неясная тревога не давала ей покоя – такое ощущение, что она забыла что-то очень важное. Нужное слово внезапно вынырнуло из глубин памяти, словно поплавок из воды.
– Я знаю, кто вы. Форкосиган, Мясник Комарра.
Она тут же пожалела о своих словах, поскольку он открыл глаза и очень странно посмотрел на нее. Его лицо отразило целую серию эмоций.
– Что вы знаете о Комарре? – произнес он таким тоном, словно хотел добавить «вы, невежественная бетанка».
– То же, что и все остальные. Это была никчемная скалистая планетка, завоеванная вами ради ее пространственно-временных туннелей. Правящий сенат сдался на ваших условиях, и сразу же после капитуляции был истреблен. Вы командовали операцией, или... – Хотя тот комаррский Форкосиган должен был быть адмиралом, разве нет? – Это были вы? Вы ведь сказали, что не убиваете пленных.
– Это был я.
– И за это вас понизили в чине? – удивилась она. Ей казалось, что такое поведение для барраярцев в порядке вещей.
– Не за это. За то, что было потом. – Ему явно не хотелось об этом говорить, но, к ее удивлению, он все же продолжил: – Эти... последствия как раз удалось замять, они так и не стали достоянием общественности. Я дал сенаторам слово – слово Форкосигана, что им будет сохранена жизнь. Мой политофицер нарушил данный мною приказ, расстреляв их всех без моего ведома. Так вот, за это я казнил его.
– Боже милостивый.
– Я свернул ему шею собственными руками – прямо на капитанском мостике флагманского корабля. Видите ли, это стало моим личным делом, ведь была затронута моя честь. Я не мог приказать расстрелять его – все боятся министерства политического воспитания.
Таков официальный эвфемизм для барраярской тайной полиции, вспомнила Корделия. Политофицеры – резиденты этого министерства в армии.
– А вы не боитесь?
– Скорее, это они меня боятся. – Он кисло улыбнулся. – Они вроде вчерашних трупоедов – бегут, как только запахнет жареным. Но спину им подставлять не следует.
– Удивительно, как вас не вздернули за это.
– Поднялась страшная шумиха, но лишь за закрытыми дверями, – признался он, рассеянно теребя нашивки на воротнике. – Но Форкосиганов не так-то просто заставить раствориться в ночи... по крайней мере пока. Хотя я и нажил себе нескольких могущественных врагов.
– Охотно верю. – Чутье подсказывало Корделии, что эта история, рассказанная без всяких прикрас или оправданий, действительно правдива, хотя у нее и не было никаких разумных оснований верить ему. – А вы, случайно, вчера не... э-э... подставили спину одному из ваших врагов?
Он кинул на нее пронизывающий взгляд.
– Возможно, – медленно произнес он. – Хотя данная теория не лишена недостатков.
– Например?
– Я все еще жив. Вряд ли они, отважившись на такое рискованное дело, не довели бы его до конца. Безусловно, они соблазнились бы возможностью обвинить в моей гибели вас, бетанцев.
– Уф. А я-то думала, что это у меня трудная задача – совладать с шайкой бетанских интеллектуалов-примадонн, которые вечно норовят перессориться. Боже, храни меня от политики.
Форкосиган слегка улыбнулся. – Судя по тому, что мне приходилось слышать о бетанцах, вам тоже приходится несладко. Не думаю, что хотел бы поменяться с вами местами. Я бы просто взбесился, если бы экипаж принялся оспаривать каждый мой приказ.
– Они оспаривают не каждый приказ. – Она усмехнулась: его слова вызвали в памяти кое-какие бесценные воспоминания. – Со временем учишься их уламывать.
– Где, по-вашему, сейчас ваш корабль?
Вся ее беззаботность тут же улетучилось, уступив место настороженности.
– Я полагаю, это зависит от того, где находится ваш.
Форкосиган пожал плечами и встал, поправив за плечами рюкзак.
– Тогда, наверное, нам пора перестать тратить время на эти пустые домыслы. – Он помог ей подняться. Лицо его снова застыло – он нацепил привычную личину невозмутимого служаки.
На то, чтобы спуститься со склона горы и достичь красновато-бурых равнин, у них ушел целый день. При ближайшем рассмотрении равнины оказались сплошь изрезаны скалистыми выступами и бурными потоками мутной воды, оставшимися после недавних дождей. Издали были видны стада пасущихся шестиногов. Животные вели себя довольно настороженно, и Корделия заключила, что хищники наверняка затаились где-то неподалеку.
Форкосиган намеревался продолжить переход, однако у Дюбауэра случился очередной приступ конвульсий, сменившийся вялостью и сонливостью. Корделия решительно настояла на том, что пора устраиваться на ночевку.
Они разбили лагерь, проще говоря – уселись на землю прямо там, где остановились: посреди поляны в лесной чаще, на высоте около трехсот метров над равниной. Путники разделили ужин из овсянки и рокфора в усталом молчании. Когда померкли последние краски живописного заката, Форкосиган надломил очередной люминофор и разместил его на большом плоском валуне. Корделия, растянувшись на траве, украдкой наблюдала за барраярцем, снова вступившим на ночную вахту, пока сон наконец не сморил ее, дав отдых ноющим ногам и голове.
Он разбудил ее после полуночи. Чувствуя, как скрипят ее задеревеневшие мышцы, она поднялась и заняла свой пост. На сей раз Форкосиган дал ей парализатор.
– Поблизости ничего не видно, – прокомментировал он, – но временами оттуда доносится какой-то жуткий шум. – Корделия сочла это вполне достаточным объяснением подобного жеста доверия.
Проведав Дюбауэра, она устроилась на валуне и устремила взгляд на темный склон горы. Где-то там, наверху, покоится в своей глубокой могиле Роузмонт. Он спасен от острых клювов мерзких трупоедов, но все равно обречен на медленное разложение. Затем ее мысли обратились к Форкосигану, почти невидимому в своем камуфляже у границы сине-зеленого света.
Загадка на загадке, вот что он такое. Определенно, он принадлежит к барраярской военной аристократии старой школы, ведущей безуспешную борьбу за власть с нарождающимся классом бюрократов. И хотя «ястребы» обеих партий исхитрились образовать несуразный, шаткий альянс, руководящий государством и контролирующий вооруженные силы, эти группировки по самой своей природе были естественными врагами. Император искусно удерживал хрупкий баланс власти между ними, но после смерти хитрого старика Барраяр просто обречен на смутный период политического каннибализма, а может, и открытой гражданской войны – если только преемник старого властителя не проявит больше воли, чем от него ожидают. Она пожалела, что ей так мало известно о кровных связях и властвующей верхушке Барраяра. Она смогла вспомнить фамилию императора – Форбарра – и то лишь потому, что это имя было связано с названием планеты, а обо всем остальном имела весьма смутное представление.
Рассеянно положив руку на маленький парализатор, она поддразнила себя: кто здесь пленник, а кто – захватчик? Но нет, в одиночку ей не уберечь Дюбауэра в этих диких краях. Она должна раздобыть для него продукты и медикаменты, а поскольку Форкосиган предусмотрительно не сообщил ей, где именно находится его склад, барраярец просто необходим ей в качестве проводника. Кроме того, она дала ему слово. Любопытно, что Форкосиган принял ее обещание как достаточную гарантию – он сам явно привык опираться на эти понятия.
Наконец восток начал светлеть, медленно заливаясь розовыми, зелеными и золотыми красками – чуть более приглушенными, чем цвета вчерашнего феерического заката. Проснулся Форкосиган и помог ей отвести Дюбауэра к ручью умыться. Они снова позавтракали овсянкой и сырной заправкой. Ради разнообразия Форкосиган попытался перемешать оба блюда. Корделия не стала так рисковать, попробовав лишь чередовать кушанья. Никто не высказался по поводу меню.
Форкосиган повел их дальше на северо-запад, через красноватую песчаную равнину. В засушливый сезон эти места, должно быть, превращались в пустыню, но сейчас вся земля была ярко расцвечена зеленой и желтой свежей порослью и всевозможными полевыми цветами. «Жаль, что Дюбауэр их не замечает», – с грустью подумала Корделия.
После трех часов быстрого перехода они достигли первой на этот день преграды – скалистого каньона, по которому гнала свои мутные бежевые воды бурная река. Они подошли к краю обрыва, высматривая подходящий брод.
– Вон тот валун внизу шевелится, – внезапно заметила Корделия.
Форкосиган снял с пояса бинокль и посмотрел в указанном направлении.
– Вы правы.
с полдюжины светло-коричневых валунов на песчаной отмели при ближайшем рассмотрении оказались приземистыми толстоногими шестиногами, нежащимися на утреннем солнышке.
– Похоже, какие-то земноводные. Интересно, они хищники? – спросил Форкосиган.
– Какая жалость, что вы так рано прервали нашу экспедицию, – посетовала Корделия. – Я смогла бы ответить на все эти вопросы. А вон там еще несколько этих мыльных пузырей – Боже, я и не думала, что они могут достигать таких размеров, не теряя способности летать!
Стая крупных, около фута в диаметре, прозрачных как хрусталь шаров, парила над рекой словно связка потерявшихся воздушных шариков. Несколько шаров подплыли к шестиногам и плавно опустились на их спины, распластавшись на их холках, будто диковинные береты. Корделия позаимствовала бинокль, чтобы получше рассмотреть происходящее.
– Может, они как те птицы с Земли, собирающие паразитов на шкурах крупных животных? Ох. Нет, похоже, нет.
Шипя и неуклюже взбрыкивая тучными телами, шестиноги поднялись с песка и скользнули в воду. Пузыри, напоминавшие теперь бокалы с бургундским, надулись и поднялись в воздух.
– Шарики-вампиры? – предположил Форкосиган.
– Вероятно.
– Что за отвратительные создания.
У него был настолько возмущенный вид, что Корделия едва не рассмеялась.
– Вам ли осуждать их – вы же сами хищник.
– Осуждать, конечно, не могу, но общения с ними постараюсь избежать.
– Вот тут я с вами согласна.
Они продолжали идти вверх по течению, минуя бурлящий мутный водопад.
Прошагав еще около полутора километров, они достигли места слияния двух притоков и, отыскав самое мелкое место, двинули вброд к противоположному берегу. При переходе через второй поток Дюбауэр оступился и, вскрикнув, упал в воду.
Корделия судорожно вцепилась в мичмана и под тяжестью его веса тоже рухнула в воду; их тут же отнесло на глубокое место. Ее охватил ужас: что если течение унесет его? Там эти шестиноги... острые скалы... водопад! Не обращая внимания на то, что рот наполняется водой, она вцепилась в него обеими руками. Все, это конец...
Но тут она почувствовала, как некая сила потащила ее назад, преодолевая мощнейший натиск течения. Форкосиган, ухватив ее сзади за пояс, с изяществом портового грузчика выволок их обоих обратно на мелководье.
Слегка смущенная таким бесцеремонным обращением, но исполненная благодарности, Корделия кое-как поднялась на ноги и выпихнула кашляющего Дюбауэра на ближайшую отмель.
– Спасибо, – выдохнула она.
– Вы что, думали, я дам вам утонуть? – насмешливо осведомился Форкосиган, выливая воду из ботинок.
Корделия смущенно пожала плечами:
– Ну, по крайней мере без нас вы могли бы идти быстрее.
– Хм. – Он прочистил горло, но больше ничего не сказал. Они присели на близлежащей скале, подкрепились все той же овсянкой с сырной заправкой и, слегка обсушившись, снова двинулись в путь. Они прошли уже многие километры, хотя, казалось, ничуть не удалились от исполинской горы, высившейся справа от них. Дойдя до какого-то одному ему известного ориентира, Форкосиган повернул западнее, оставив гору за спиной, а солнце, клонившееся к закату, – впереди.
Они пересекли еще один поток. Выбравшись на другую сторону оврага, Корделия едва не споткнулась о красношкурого шестинога, неподвижно лежавшего в углублении и совершенно сливавшегося с окружающей средой. Это было изящное создание размером с небольшую собаку; оно тут же вскочило и помчалось по равнине грациозным галопом.
– Это же еда! – внезапно опомнилась Корделия.
– Парализатор, парализатор! – завопил Форкосиган, и она торопливо вручила ему оружие. Он упал на одно колено, прицелился и уложил животное с одного выстрела.
– О, классный выстрел! – восторженно воскликнула Корделия.
Обернувшись, Форкосиган сверкнул ей мальчишеской улыбкой и помчался за своей добычей.
– Ох, – пробормотала она, ошеломленная этой улыбкой. На мгновение его лицо словно солнцем осветилось. «О, сделай так еще, – мысленно взмолилась она, но тут же отогнала эту мысль. – Долг. Помни о долге».
Она последовала за ним к тому месту, где рухнуло животное. Форкосиган уже вытащил свой нож и теперь размышлял, с чего бы начать. Глотку своей добыче он перерезать не мог по причине отсутствия какой-либо шеи.
– Мозг расположен прямо за глазами. Наверное, следует ударить между первой парой лопаток, – предложила Корделия.
– Этого будет вполне достаточно, – согласился Форкосиган и последовал ее инструкциям. Животное дрогнуло и испустило дух. – Сейчас еще рано разбивать лагерь, но здесь есть вода и дрова для костра – сплавной лес, принесенный рекой. Но завтра нам придется пройти больше, – предупредил он.
Корделия глянула на охотничий трофей, думая о жарком.
– Хорошо.
Форкосиган поднял тушу на плечо и встал.
– Где ваш мичман?
Корделия огляделась – Дюбауэра нигде не было.
– О, Боже, – ахнула она и помчалась назад – к тому месту, где они стояли в момент выстрела. Нет Дюбауэра. Корделия подбежала к берегу.
Дюбауэр стоял у воды, зачарованно глядя вверх. А на его лицо медленно опускался огромный прозрачный пузырь.
– Дюбауэр, нет! – завопила Корделия и бросилась к нему, чуть ли не кубарем скатившись с высокого берега. Форкосиган одним прыжком опередил ее, и они понеслись к потоку. Пузырь опустился на лицо Дюбауэра и начал сплющиваться. Мичман с воплем вскинул руки.
Форкосиган подоспел первым. Он голыми руками вцепился в обмякшую тварь и одним рывком отодрал ее от лица Дюбауэра. В кожу Дюбауэра уже успела впиться дюжина темных щупальцевидных отростков, растягивавшихся и лопавшихся по мере того, как вампира оттаскивали от его жертвы. Швырнув чудовище на песок, Форкосиган начал топтать его ботинками, а спасенный мичман повалился наземь и свернулся калачиком. Он прижимал руки к лицу, и Корделии лишь с большим трудом удалось отвести их. Дюбауэр издавал странные хриплые звуки, его трясло. Очередной припадок, подумала она – и тут с ужасом поняла, что парнишка плачет.
Корделия положила его голову себе на колени, пытаясь унять сотрясавшую его дрожь. Места, где щупальца проникли под кожу, почернели, кожа вокруг них покраснела и начала опасно вздуваться. Самое неприятное пятно было в уголке глаза. Корделия потянула за один из оставшихся в коже отростков и почувствовала, что он жжет ее пальцы словно кислота. Вероятно, вся тварь целиком покрыта этим ядом – вон и Форкосиган склонился над водой, опустив в нее руки. Корделия быстро вытащила остатки щупалец и подозвала к себе барраярца.
– В вашей аптечке не найдется чего-нибудь подходящего?
– Только антибиотики.
Он выдал ей тюбик, и она нанесла немного мази на лицо Дюбауэра. Конечно, это не было настоящим противоожеговым средством, но придется обходиться тем, что есть. Форкосиган некоторое время глядел на Дюбауэра, потом неохотно достал небольшую белую таблетку.
– Это сильное обезболивающее. У меня таких всего четыре штуки. С ним он должен продержаться до вечера.
Корделия положила таблетку Дюбауэру под язык. Видимо, она была горькая, поскольку мичман попытался выплюнуть ее, но Корделии все же удалось заставить его проглотить лекарство. Всего через несколько минут она сумела поднять его на ноги и отвести к лагерю над песчаной отмелью.
Тем временем Форкосиган уже успел собрать внушительный штабель дров для костра.
– Как вы собираетесь разжечь его? – поинтересовалась Корделия.
– Когда я был маленьким мальчиком, нас учили разжигать огонь при помощи трения, – вспомнил Форкосиган. – В летнем лагере военной школы. Это было не так-то просто, почти весь день провозился. Если честно, то в конце концов я разжег его, закоротив энергоблок из выпотрошенного коммуникатора.
Он пошарил в своих карманах и ремне.
– Инструктор тогда просто взбесился. Наверное, это был его коммуникатор.
– У вас нет никаких химических зажигалок? – спросила Корделия, кивнув на его ремень, увешанный снаряжением.
– Предполагается, что когда вам необходимо тепло, вы стреляете из плазмотрона. – Он похлопал по пустой кобуре. – У меня есть другая идея. Довольно решительная мера, но зато весьма эффективная. Вам с вашим ботаником лучше присесть где-нибудь в сторонке – это будет довольно громко.
Он достал из кармашка в задней части пояса запасной энергоблок плазмотрона.
– Ой, – сказала Корделия, отступая подальше. – А вам не кажется, что это немного чересчур? И как быть с кратером? Он будет заметен с воздуха на расстоянии многих километров.
– А вы хотите сидеть и тереть две дощечки? Хотя с кратером действительно надо что-то делать.
Немного поразмыслив, он направился к реке, скрывшись за краем высокого берега. Корделия села рядом с Дюбауэром, обхватила его за плечи и пригнулась, предвкушая грандиозное зрелище.
Форкосиган стремглав вылетел из-за края обрыва и бросился наземь, откатившись в сторону. А через мгновение все озарилось ослепительной бело-голубой вспышкой, и взрыв сотряс землю. Огромный столб дыма, пара и пыли взметнулся в воздух, и с неба дождем посыпались галька, грязь и кусочки оплавленного песка. Форкосиган вновь скрылся за кромкой берега и вскоре вернулся с пылающим факелом.
Корделия выглянула за кромку, оценивая последствия взрыва. Форкосиган поместил закороченный энергоблок в сотне метров выше по течению, у внешнего края излучины, где быстрая речка сворачивала к востоку. Взрыв оставил впечатляющий остекленевший кратер метров пятнадцати в диаметре и глубиной в пять. Тот все еще дымился. На ее глазах поток размыл тонкую перемычку и хлынул внутрь кратера, поднимая клубы пара. Не пройдет и часа, как течение оставит на его месте лишь естественную на вид заводь.
– Неплохо, – пробормотала она одобрительно.
К тому времени, когда костер прогорел до угольев, они уже приготовили к жарке кусочки темно-красного мяса, нанизанного на палочки.
– Какое жаркое предпочитаете? – спросил Форкосиган. – С кровью? Среднепрожаренное?
– Пожалуй, лучше пропечь его как следует, – ответила Корделия. – Мы еще не закончили исследование на предмет паразитов.
Форкосиган опасливо глянул на шашлык.
– А, конечно, – произнес он уже без всякого энтузиазма.
Тщательно прожарив свой ужин, они расселись вокруг костра и с чисто дикарским удовольствием впились в дымящиеся кусочки мяса. Даже Дюбауэр, соблазненный божественным ароматом, самостоятельно подцепил себе несколько ломтиков. Мясо получилось жестковатым, обуглившимся снаружи, и вдобавок имело горьковатый привкус, однако никто не предложил приправить блюдо овсянкой или рокфором.
Корделия находилась в смятенных чувствах. Ее спутник сидел перед огнем – мокрый, грязный, на комбинезоне пятна крови после разделки туши – впрочем, и ее одежда тоже заляпана. Он оброс трехдневной щетиной, в отсветах костра его лицо лоснилось от жира шестинога, и от него разило высохшим потом. Корделия подозревала, что сама выглядит не лучше – за вычетом щетины, разумеется – и воняет от нее так же. Она необычайно остро ощутила близость его тела, мускулистого, компактного, удивительно мужественного. В ней проснулись чувства, которые, как ей казалось, она сумела полностью подавить. Лучше думать о чем-нибудь другом...
– От космонавтов до пещерных людей за три дня, – подумала она вслух. – И с чего мы взяли, будто наша цивилизация – в нас самих, когда на самом деле она заключается в вещах, которыми мы окружаем себя?
Криво улыбнувшись, Форкосиган глянул на заботливо ухоженного Дюбауэра.
– Вам, похоже, удается сохранять свою цивилизацию в себе.
Корделия неловко покраснела, радуясь, что в оранжевых отблесках костра это не так заметно.
– Каждый делает то, что велит ему долг.
– Для некоторых долг – гораздо более растяжимое понятие. Или... вы были влюблены в него?
– В Дюбауэра? Господи, нет! Я же не растлитель малолетних. Просто он был хорошим пареньком. Я бы хотела вернуть его домой, к семье.
– А у вас есть семья?
– Конечно. Дома, на Колонии Бета, у меня мама и брат. Мой отец тоже служил в Экспедиции.
– Он был одним из тех, что не вернулись?
– Нет, он погиб при аварии в космопорте, меньше чем в десяти километрах от дома. Он был дома в отпуске и как раз отправлялся обратно.
– Мои соболезнования.
– О, это было давным-давно. – «Сдается мне, он нарочно переводит разговор на личные темы», – подумала Корделия. Но это все же лучше, чем сопротивляться военному допросу. Она от всей души надеялась, что беседа не затронет кое-каких щекотливых вопросов – например, последних технических новинок Беты. – А вы? У вас есть семья? – Она внезапно осознала, что это вежливый вариант вопроса «Женаты ли вы?»
– Мой отец жив. Он граф Форкосиган. А моя мать... знаете, ведь она была наполовину бетанкой, – неуверенно поделился барраярец.
Корделия решила, что если по-военному немногословный Форкосиган кажется довольно грозным, то Форкосиган, пытающийся быть любезным, нагоняет прямо-таки панический ужас. Но любопытство пересилило желание прервать опасный разговор:
– Какая необычная история. Как это случилось?
– Мой дед с материнской стороны, принц Ксав Форбарра, был дипломатом. В юности, еще до Первой Цетагандийской Войны, он служил послом на Колонии Бета. Кажется, моя бабка работала в вашем министерстве межзвездной торговли.
– Вы хорошо ее знали?
– После того, как моя мать... умерла, и закончилась гражданская война Юрия Форбарры, я несколько раз гостил на каникулах в столичной резиденции принца. Правда, он не ладил с моим отцом – и до, и после войны: они принадлежали к разным политическим партиям. В те времена Ксав был путеводной звездой прогрессистов, а мой отец был – и остается – приверженцем старой военной аристократии.
– Ваша бабушка была счастлива на Барраяре? – Корделия прикинула, что школьные годы Форкосигана закончились лет тридцать назад.
– По-моему, она так и не сумела до конца приспособиться к нашей жизни. Ну и конечно, война Юрия... – Он немного помолчал, потом заговорил снова. – Люди с других планет – в особенности вы, бетанцы, – представляют себе Барраяр как некий монолит. Не знаю, право, почему. На самом деле у нас крайне разобщенное общество. Правительству вечно приходится бороться с центробежными тенденциями.
Форкосиган наклонился вперед и подбросил в костер сухую ветку. Искры взметнулись вверх, словно вихрь крошечных оранжевых звездочек, плывущих домой, в небо. Корделии вдруг мучительно захотелось улететь вместе с ними.
– А к какой партии принадлежите вы? – спросила она, надеясь перевести разговор в менее личностное русло. – Вы поддерживаете отца?
– Пока он жив. Я всегда хотел быть солдатом, и избегать всяческих партий. У меня отвращение к политике: она погубила мою семью. Но пора кому-то взяться за этих чертовых бюрократов и их соглядатаев. Они воображают себя могучей волной, несущейся к будущему, хотя на самом деле они всего лишь сточная вода, катящаяся под уклон.
– Если вы так же откровенно высказываетесь у себя дома, неудивительно, что политика следует за вами по пятам. – Она разворошила палкой костер, отправив в странствие новую стайку искр.
Благодаря болеутоляющему Дюбауэр быстро угомонился и заснул, но Корделия долго лежала без сна, вспоминая их удручающую беседу. Ну какое ей, в сущности, дело, если этот барраярец хочет лезть в петлю? У нее нет причин ввязываться в это. Никаких причин. Абсолютно. Даже если его квадратные крепкие ладони – само олицетворение силы...

Глубокой ночью ее разбудил какой-то шум. Но это был всего лишь треск костра, в который Форкосиган только что подбросил целую связку дров. Корделия села, моргая и щурясь, и он подошел к ней.
– Хорошо, что вы проснулись. Вы нужны мне. – Он вложил ей в руку свой боевой нож. – Похоже, эта туша кого-то приманила. Я намереваюсь сбросить ее в реку. Вы подержите факел?
– Конечно. – Она потянулась, встала, нашла подходящую для факела ветку и, протирая глаза, поплелась за ним к воде. Мерцающее оранжевое пламя отбрасывало неспокойные черные тени: разглядеть что-либо при таком освещении было еще сложнее, чем в ровном свете звезд. Когда они достигли берега, Корделия уловила краем глаза какое-то движение среди камней. Оттуда раздалось царапанье и знакомое шипение.
– Ух ты. Там, выше по течению, слева – компания «крабов»-трупоедов.
– Ясно.
Форкосиган зашвырнул остатки их ужина в середину реки, где они исчезли с глухим бульканьем. Послышался еще один всплеск – более громкий. «Ага! – подумала Корделия. – Я видела, ты тоже подскочил, барраярец». Но то, что плеснуло по воде, на поверхность больше не вынырнуло, и разбегающиеся круги были подхвачены течением. Снова раздалось шипение и душераздирающий визг – теперь уже ниже по течению. Форкосиган вскинул парализатор.
– Там их целая стая, – нервно прокомментировала Корделия. Они встали спиной к спине, пытаясь разглядеть сквозь мрак приближающуюся опасность. Форкосиган положил ствол парализатора на запястье левой руки, тщательно прицелился и выстрелил. Оружие тихо зажужжало, и один из темных силуэтов повалился наземь. Приятели удивленно обнюхали его и снова двинулись вперед.
– Жаль, что ваш парализатор стреляет так тихо. – Он снова прицелился и уложил еще двоих, однако на остальных это не произвело никакого впечатления. Он прочистил горло. – Знаете, аккумулятор почти на исходе.
– Не хватит на остальных, а?
– Не хватит.
Один из трупоедов, посмелее, ринулся вперед. Форкосиган с громким криком бросился ему навстречу, и зверь на время отступил. Эта равнинная разновидность трупоедов была чуть крупнее и, хотя это казалось невозможным, еще уродливее своих горных собратьев. По всей видимости, эти вдобавок еще и сбивались в большие стаи. Круг тварей все сжимался, отрезая путь к отступлению.
– О, ч-черт, – пробормотал Форкосиган. – Похоже, нам крышка. – Сверху неслышно опускалась дюжина призрачных шаров. – Какая гнусная смерть. Что ж, если погибать, так давайте захватим с собой как можно больше этих гадов. – Он поглядел на нее, словно собираясь сказать что-то еще, но лишь покачал головой и приготовился к драке.
У Корделии сжалось сердце. Она взглянула на спускающиеся шары, и тут ее осенила гениальная догадка.
– О, нет, – выдохнула она. – Это не конец. Это наш родной флот летит на подмогу. Летите сюда, мои сладкие, – ласково поманила она их. – Летите к мамочке.
– Вы спятили? – изумился Форкосиган.
– Вы хотели шума? Будет вам шум. Как по-вашему, что удерживает этих тварей в воздухе?
– Не задумывался об этом. Но, наверное, это должен быть...
– Водород! Готова спорить на что угодно, что эти миленькие вампирчики – живые электролизеры. Заметили, как они вечно крутятся возле рек и водопадов? Жалко, у меня нет перчаток.
– Позвольте мне, – его улыбка сверкнула ей из темноты, слабо озаренной мятущимся пламенем факела. Он подпрыгнул, ухватил один из пузырей за извивающиеся бордовые щупальца и швырнул его на землю перед приближающимися трупоедами. Держа факел наподобие рапиры, Корделия сделала быстрый выпад, вложив в него всю силу. Посыпались искры. Она ткнула второй раз, третий...
Пузырь взорвался вспышкой ослепительного пламени, опалившего ей брови. Громовой хлопок, и одновременно – волна невообразимой вони. Яркий свет ослепил Корделию, перед глазами плыли зеленые и оранжевые пятна. Она повторила этот прием на еще одном пойманном Форкосиганом пузыре. У одного из трупоедов загорелся мех, и он с шипением и визгом возглавил всеобщее бегство. Корделия ткнула факелом парящий в воздухе шар. Он взорвался, осветив всю долину и горбатые спины убегающих тварей.
Форкосиган отчаянно хлопал ее по спине; только уловив запах, она поняла, что подпалила собственные волосы. Он потушил их. Пузыри взмыли вверх и исчезли в темноте – все, кроме одного, который Форкосиган поймал и удерживал сейчас, наступив на его щупальца.
– Ха! – ликующая Корделия закружилась вокруг него в воинственной пляске. От переизбытка адреналина ей хотелось глупо захихикать. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Как ваша рука?
– Слегка обжег, – признался Форкосиган. Сняв рубашку, он завернул в нее вонючий пульсирующий шар. – Он может нам еще пригодиться.
Он еще раз пополоскал руку в воде, и они бегом вернулись к лагерю. Ничем не потревоженный Дюбауэр спокойно спал, хотя уже через несколько минут после их прихода на краю освещенного костром круга объявился трупоед-одиночка. Шипя и принюхиваясь, он начал подбираться ближе. Форкосиган отогнал его факелом, ножом и руганью. Ругался он шепотом, чтобы не разбудить мичмана.
– Я думаю, остаток пути нам лучше продержаться на сухом пайке, – сказал он, возвращаясь.
Корделия кивнула в знак полного согласия.
Как только забрезжил серый рассвет, Корделия разбудила мужчин. Теперь ей не меньше, чем Форкосигану, хотелось как можно скорее добраться до безопасного убежища на барраярском складе. Пузырь, плененный в рубашке Форкосигана, за ночь умер и сдулся, превратившись в кошмарный студенистый комок. Форкосигану пришлось потратить несколько минут на стирку в реке, но несмотря на его усилия, рубашка так провоняла и пошла такими пятнами, что Корделия тут же присудила ее владельцу титул бесспорного чемпиона в негласном соревновании «кто грязнее». Они быстро перекусили надоевшей, но безопасной овсянкой с сыром, и с восходом солнца отправились в путь, отбрасывая перед собой длинные тени, скользившие по ржавой, усыпанной цветами равнине.
Незадолго до полуденного привала Форкосиган объявил короткую остановку и скрылся в зарослях кустарника. Через несколько секунд оттуда донеслись изощренные проклятия, а следом за ними появился и сам Форкосиган. Он прыгал с ноги на ногу, словно пытаясь вытряхнуть что-то из штанин. Корделия встретила его невинно-вопросительным взглядом.
– Помните те светло-желтые конусы на песке, которые нам тут попадались? – спросил Форкосиган, расстегивая брюки.
– Да...
– Не становитесь на них, если соберетесь пописать.
Корделии не удалось подавить смех.
– Что вы обнаружили? Или мне следовало спросить, кто обнаружил вас?
Форкосиган вывернул свои штаны наизнанку и начал обирать с них крошечные белые шарики, сновавшие в складках ткани на ножках-ресничках. Корделия взяла один и положила на ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Это была еще одна разновидность пузырей – подземная.
– Ой! – воскликнула она, когда насекомое впилось ей в ладонь. Она поспешно смахнула его с руки.
– Кусается, да? – огрызнулся Форкосиган.
В ней начала подниматься волна неудержимого смеха, но она была спасена от потери самоконтроля, когда заметила нечто, мгновенно заставившее ее посерьезнеть.
– Эй, эта царапина неважно выглядит, вам не кажется?
След от клюва трупоеда, оставшийся с той ночи, когда они хоронили Роузмонта, распух и посинел, от него до самого колена тянулись красные полосы.
– Ерунда, – отрезал Форкосиган, натягивая очищенные от паразитов брюки.
– Выглядит совсем как не ерунда. Дайте мне посмотреть.
– Вы все равно здесь ничего не сможете сделать, – запротестовал он, но согласился на краткое обследование.
– Довольны? – саркастически осведомился он, натягивая брюки.
– Жаль, что ваши микробиологи не смогли составить мазь получше, – Корделия пожала плечами. – Но вы правы. Сейчас мы ничего не можем сделать.
Они поплелись дальше. Теперь Корделия наблюдала за ним гораздо более внимательно.
Время от времени он начинал прихрамывать, стараясь уменьшить нагрузку на больную ногу, но затем замечал ее взгляд, и переходил на решительный марш. Но к концу дня от отбросил притворство и уже откровенно хромал. Несмотря на это он продолжал вести их вперед – и когда солнце уже склонилось к закату, и когда заалела вечерняя заря, и когда сгустились ночные сумерки, – пока наконец изрытая кратерами гора, служившая им ориентиром, не встала перед ними черной тенью. Лишь тогда, спотыкаясь в темноте, он объявил привал на ночь. Корделия была очень рада, поскольку Дюбауэр уже совсем выбился из сил, тяжело опирался на нее и все норовил прилечь. Они устроились на ночлег там, где остановились, прямо на красной песчаной земле. Форкосиган надломил люминофор и встал на свою обычную вахту. А Корделия лежала на земле и созерцала недостижимые звезды, вершившие свой путь в небесной вышине.

Форкосиган попросил разбудить его до рассвета, но она дала ему отоспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась лихорадочным румянцем, а дыхание стало частым и неровным.
– Может, вам лучше принять ваше обезболивающее? – спросила она его, когда он встал, с трудом опираясь на еще более распухшую ногу.
– Нет еще. Я приберегу его на конец пути. – Вместо этого он срезал себе длинную палку, и трое путников снова зашагали вперед. Теперь это стало для них каждодневной задачей – шагать из утра в вечер, покуда их собственные тени не останутся у них за спиной.
– Долго нам еще идти? – спросила Корделия.
– Примерно день-полтора, в зависимости от того, как пойдем. – Он скривился. – Не волнуйтесь, вам не придется тащить меня. Я один из самых тренированных людей в моем экипаже. – Он похромал дальше. – Из тех, кому за сорок.
– А много в вашем экипаже сорокалетних?
– Четверо.
Корделия фыркнула.
– Все равно, если потребуется, у меня в аптечке есть стимулятор, который даже мертвого поднимет. Но его я тоже хочу приберечь на крайний случай.
– Ждете каких-нибудь неприятностей?
– Зависит от того, кто примет мой сигнал. Я знаю, что у Раднова – моего политофицера – есть по крайней мере двое агентов среди связистов. – Он сжал губы, снова испытующе поглядев ее. – Видите ли, я не думаю, что это всеобщий мятеж. Скорее, импровизированная попытка убийства. Раднов и еще несколько офицеров решили втихую избавится от меня и спрятать концы в воду, свалив все на вас, бетанцев. Если я прав, то на корабле все сейчас считают меня убитым. Все, кроме одного.
– Кого именно?
– Хотел бы я знать. Того, кто стукнул меня по голове и спрятал в папоротниках, вместо того чтобы перерезать мне глотку и сбросить в ближайшую расщелину. Похоже, в группе у лейтенанта Раднова есть мой сторонник. И все же – будь этот тип действительно верен мне, ему стоило только слово сказать Готтиану, моему первому помощнику, и тот мигом выслал бы патруль подобрать меня. Так кто среди моего экипажа настолько запутался, что предает сразу обе стороны? Или я что-то упустил?
– Может, они до сих пор преследуют мой корабль, – предположила Корделия.
– Где сейчас ваш корабль?
Сейчас уже можно быть откровенной, прикинула Корделия: теперь это уже не стратегический, а чисто отвлеченный вопрос.
– Ну, наверное, на пути к Колонии Бета.
– Если только их не поймали.
– Нет. Когда я с ними разговаривала, они уже вышли из вашей зоны обстрела. Может, они и не вооружены, но скорость у них такая, что они могут круги наматывать вокруг вашего боевого крейсера, и тот все равно их не достанет.
– Хм, пожалуй.
"А он совсем не удивлен, – заметила Корделия. – Могу поспорить, что он читал такие доклады о наших секретных разработках, от которых всю нашу контрразведку удар бы хватил».
– И как долго они будут его преследовать?
– Это решать Готтиану. Если он сочтет, что надежды захватить их нет, то вернется на пограничную станцию. В противном случае он приложит все усилия для того, чтобы захватить ваш корабль.
– Почему?
Он искоса глянул на нее.
– Я не в праве обсуждать это.
– Не понимаю, почему бы и нет. В ближайшем будущем мне не светит ничего, кроме барраярской тюремной камеры. Забавно, как меняются воззрения на жизнь. После этого вояжа даже тюрьма покажется верхом роскоши.
– Я постараюсь, чтобы до этого не дошло, – улыбнулся он.
Его глаза тревожили ее, да и улыбка тоже. Его краткие и язвительные выпады она могла парировать напускной беззаботностью, защищаясь, как фехтовальщик рапирой. Но как отразить его доброту? Это ведь все равно что воевать с морем: ее выпады смягчаются и теряют всю свою силу. Она вздрогнула, чуть отшатнувшись. Его улыбка тут же погасла, и лицо снова сделалось замкнутым и мрачным.


Lois McMaster Bujold,«Shards of Honor», 1986
Перевод © Екатерины Грошевой